Федер - Страница 16

Как явствует из этого разговора, Федер не только приучил свои уши выносить громовой голос вице-президента коммерческого трибунала, но даже сам искал возможности беседовать с ним и, сумев польстить его безудержному тщеславию, внушил ему несколько мыслей, необходимых для увеличения его состояния. Не будучи сам богат, Федер делал вид, что испытывает безграничное почтение к счастливцам, обладающим состоянием. Буассо был, видно, твердо убежден в его уважении, если обращался с ним так же, как со своими новыми друзьями, набранными им в среде денежных тузов, главных сборщиков податей и т. п. С кажущимся равнодушием (можно себе представить, с каким успехом разыгрывал кажущееся равнодушие тяжеловесный и алчный г-н Буассо) он показал художнику различные бумаги, из которых явствовало, что он, г-н Буассо, унаследовал от отца незаложенное недвижимое имущество стоимостью по меньшей мере в три миллиона и что приданое его жены, равнявшееся девятистам пятидесяти тысячам франков, было вложено в разные промышленные предприятия Бордо. Сверх того, у г-жи Буассо было двое довольно богатых и бездетных дядей.

Федер с готовностью обсуждал подробности семейной жизни, мало интересные для всякого другого, не влюбленного человека, и, благодаря этой готовности, а также многим другим оказываемым им услугам, его обращение с Валентиной не возбуждало у г-на Буассо никаких подозрений. Не так обстояло дело с Деланглем. У этого провинциала были, конечно, свои смешные стороны. Так, например, он был убежден, что ведет свои дела с орлиной быстротой и зоркостью гениального человека; он любил указывать друзьям на то, что у него нет приказчиков, и все свои записи он вел на игральных картах. Однако, несмотря на эту слабость и многие другие, Делангль видел вещи в их истинном свете. Шесть лет почти безвыездного пребывания в Париже открыли ему глаза. А ведь скучающий вид, появлявшийся у Валентины среди гостей, приглашенных мужем, сразу же исчезал, как только в гостиную входил Федер. Ее глубокий и сдержанно-радостный взгляд следил за каждым движением молодого художника, и взгляд этот как бы спрашивал у него совета по любому вопросу. Делангль кое-что замечал, и вполне естественно, что Федер встречал у своего друга некоторую холодность.

Однажды, когда все общество поехало в Сен-Грасьен, чтобы осмотреть прелестный домик по соседству с маленькой церковью, где покоится прах Катинá, Федер, проходя через сад, на минуту оказался наедине с г-жой Буассо.

— У Делангля, — сказал он ей с улыбкой, отражавшей всю его страсть, — появились подозрения, разумеется, ни на чем не основанные: он думает, что мы влюблены друг в друга. Когда мы свернули на эту тропинку, а все остальные направились к озеру, Делангль остался в стороне. Держу пари, что он будет пытаться нас подслушать. Но у меня хорошее зрение. В тот момент, когда я молча выну часы, это будет значить, что я увидел, как наш друг укрылся за каким-нибудь густым кустом, чтобы послушать, о чем мы беседуем друг с другом, когда остаемся одни. Итак, прекрасная Валентина, — продолжал Федер, — мы должны говорить о таких вещах, которые сразу докажут ему, что я не влюблен в вас.

Можно себе представить, каким тоном была произнесена эта фраза. После искреннего признания, о котором мы уже говорили выше и которое имело место во время второго сеанса, посвященного портрету, ни одно слово о любви не появлялось в беседах Федера и Валентины. А между тем они виделись почти ежедневно, и минута свидания служила для Федера источником надежд или воспоминаний в течение всех остальных часов дня. При первом же слове, с которым он обратился к Валентине в Сен-Грасьенском саду, она густо покраснела. Вскоре маленькая веточка акации, сорванная Федером, выпала из рук молодой женщины. Федер нагнулся, как бы для того, чтобы ее поднять, и, выпрямляясь, вынул часы: он ясно различил Делангля, спрятавшегося за кустом акации.

— Почему бы вам не отделать одну из гостиных вашего дома в Бордо, ту, что выходит в сад, совершенно так, как отделана восхитительная гостиная дома, где мы только что с вами были? Это верх совершенства, и я уверен, что нам разрешат снять ее план. Господин Буассо сможет воспользоваться услугами того самого архитектора, который работает сейчас над чертежами вашего будущего дома на берегу Дордони, рядом со знаменитым садом, и т. д.

Выражение лица Валентины во время этого благоразумного разговора стоило того, чтобы его зарисовать. Она пыталась улыбаться, потом вдруг принималась упрекать себя за то, что обманывает брата. Не преступление ли обманывать человека, который питает привязанность только к ней одной? Как видно, ее обычное обращение с Федером было преступно, если ей приходится прибегать к притворству, чтобы скрыть его от брата... А ведь ради нее брат отдал бы жизнь, даже больше того — состояние. С другой стороны, самая необычность этого притворства навела Валентину на мысль, что, быть может, дальнейшая судьба ее ежедневных встреч с Федером находится под угрозой. «Пожалуй, то, что заставляет меня делать Федер, не так невинно, как кажется, — подумала она. — Я вижу это по своему волнению. Быть может, мне не следовало его слушаться. Как бы поосторожнее спросить об этом моего духовника?»

Как видите, во время этого разговора, который для парижанки явился бы только развлечением, сколько трагических опасений боролось в уме юной провинциалки. Она была слишком умна, чтобы сказать что-нибудь, могущее ее скомпрометировать, но волнение ее голоса было настолько очевидно, что опыт сошел далеко не так удачно, как на то надеялся Федер. Безусловно, все сказанные ею слова были чрезвычайно благоразумны, но какой дрожащий и полный страсти голос произнес их! После нескольких минут такого диалога Федер вынул свой платок и тотчас уронил его. Валентина вскричала: